Книжная серия «Для тех, кому за 10» обрела свой круг читателей и поклонников, который продолжает расширяться.

Пополняется и список вышедших в этой серии книг. Летней новинкой стала книга Ларисы Румарчук «Зеленый велосипед на зеленой лужайке» (Самокат, 2017).

Детство героини сборника рассказов пришлось на годы войны, проведенные в эвакуации в Уфе, и послевоенного времени, когда семье удалось вернуться в Подмосковье. С первых страниц читатель погружается в уникальный самобытный мир, изображаемый автором, мир, в котором живет восьмилетняя девочка, в котором она растет и за которым пристально наблюдает. В наблюдениях этих нет-нет да и обнаруживает себя мудрый взгляд взрослого.

Невольно задумываешься: чем же достигается ощущение уникальности изображаемого, если каждому доводилось сталкиваться и со счастливыми и с тоскливыми моментами в детстве, с неуверенностью, с открытиями, с настораживающей неизвестностью будущего?

У Ларисы Румарчук самые простые слова обретают очень мощное звучание, обладают гипнотическим эффектом:

«Однажды я лежала в поле, на сухой рыжей траве, и читала книгу. Было солнечно, спокойно и сонно» («Стрекоза моего детства»), «поезд, только что мчавшийся со скоростью самолета (я бы сказала, ракеты, но ракет тогда еще не было), вдруг начинал сбавлять ход; деревья за окном, слившиеся в нечто сплошное, зеленое, размазанное, снова становились деревьями — с ветками, стволами, дуплами и даже белками…» («Трое в вагоне, не считая собаки»)¹.

От рассказа к рассказу текст словно лучится первозданной свежестью восприятия жизни, ощущением подлинности чувств и эмоций. Становится понятно, что повествование о детстве для автора — совсем не воспоминания, а скорее воссоздание того магического «здесь и сейчас», которое в каждом живет по-своему.

Интрига заключена уже в самих названиях рассказов, к примеру: «Стрекоза моего детства», «Башня удачи», «Графиня», «Хозяйка луковой грядки», «Зеленый велосипед на зеленой лужайке». От верхушки названия раскручивается, словно сбегая с горки, метафорическое повествование. И стрекоза, — что так могло запомниться в сотнях прозрачных мельканий? — совсем не исчезая, становится еще и самолетом, и всей огромной несущейся жизнью. Башня, сложенная из моментов удачи, возникает тогда, когда ты к этому готов. С замиранием сердца ждешь, — что может быть сказано о старой графине в советской стране 1943 года?

Хозяйка луковой грядки — совсем не фея, и над грядкой царят сложные родственные взаимоотношения; а упоминание о зеленом велосипеде заставляет срочно перебирать в памяти: «Аист»? «Школьник»? «Салют»? — и как же он «выстрелит», куда поедет.

Обыденная и фантастическая, повседневная и неуловимо далекая жизнь изображается автором под разными углами зрения, то с помощью точной фиксации деталей, то благодаря тщательной и достоверной передаче ощущений и переживаний. Подобный подход вызывает в читателе ответное внутреннее движение, позволяет вспомнить и нащупать в собственной жизни давно забытые эпизоды, такие насущные и актуальные в детстве.

Владимир Маканин писал о стилистических особенностях прозы Ларисы Румарчук:

«В традиционно-реалистическую ткань повествования Ларисы Румарчук естественно вплетены элементы магического реализма. Это уже новая проза»².

Рассказы Ларисы Румарчук действительно отражают ситуацию переживания некоего «двоемирия», свойственную представителям направления артистической прозы, для которых «жизнь более фантастична чем вымысел, и поэтому их произведения строятся на показе абсурда и хаоса нашего мира»³.

Глядя на мир глазами девочки-подростка, мы обнаруживаем возможности попадания из одного пласта действительности, где все понятно и расписано по правилам, в другой, непонятный, порождающий бурю чувств, но подсознательно определяемый как более достоверный.

В рассказе «Лермонтовская, 17» героиня разговаривает со звездой, которая становится «краеугольным камнем» меняющейся, блуждающей между взрослым и детским, жизнью, переставляет местами собственное «я» и «я» прохожих на улице, постигает тайны «взрослого» общения, проходит все состояния, особенно остро воспринимающиеся подростками — от ощущения счастья до игры, соперничества, чувства оставленности в этом мире, где все может обернуться угрозой, где у всех есть свое место, кроме тебя:

«И снова я бродила по чужим дворам… Я видела кровати с никелированными шарами, комоды с высокими тонкими вазами по обеим сторонам зеркала, выцветшие восковые розы в вазах. Я видела герани и фикусы с твердыми пыльными листьями и круглые столы, заваленные посудой. Мгновенно, как глазок фотообъектива, я схватывала все, что происходило там, внутри. Вот по некрашеным доскам пола топает малыш в коричневых вязаных носках. Счастливец! Он дома»⁴.

Миниатюра «Собор Парижской Богоматери» очень поэтично и неожиданно сочетает исторический фон, повседневность и последовательность ощущений, приводящих к эмоциональному всплеску, словно высвечивающему таинственную структуру мироустройства. Война, во время которой бытовые эпизоды иногда кажутся лишь осколками взрывов, книга, купленная «на вырост» на барахолке, незнакомое слово «рок», закатная полоса на небе и тоска в душе, — как ровная строчка, бегущая по ткани — к чему-то неотвратимому.

И безмолвный мунковский «Крик» надо всем:

«И тогда я закричала страшно и сильно. Но никто даже не оглянулся. Потому что, оказывается, я кричала про себя. Стучала швейная машинка, крутилось колесо, по материи бежала ровная белая строчка»⁵.

Колесо судьбы, строчка-дорога жизни, — так рождаются символы.

В тональности прозы Ларисы Румарчук угадывается звучание и нот маканинской отстраненности, отъединенности от действительности, построенной на точности детали, и присутствия неявного, скрытого нерва иррациональности, конструируемого в повествованиях Людмилы Петрушевской.

При всей стилистической инаковости, рассказы Ларисы Румарчук тревожат, как волнистая линия воспоминаний, порожденная рисунком холмов, уводят в сырое и неопределимое нутро естества и мироздания.

Маленькое детское бессмертие не знает определений смерти. Автор не отворачивается, не обходит стороной трагические события, но очень точно реконструирует их восприятие детским сознанием. В рассказе «Качели» появляется присланное соседской девочке «густо-розовое трофейное пальто из материи шишечками», которое «прислал Лике отец с фронта». Теплая, розовая, дышащая благополучием вещь становится метафорой семейного единения и мира, материальным воплощением завершившихся страданий. Но для кого-то реальностью остается черный и пустой двор, случайный — обманный свет в окне и ожидание длинной в жизнь.

Примечателен и рассказ «Графиня», где детское сознание оказывается причудливым образом вовлечено в осмысление исторических катастроф и взаимодействие со смертью. Радость и печаль, лишения и благополучие, душевность и бессердечие перемешиваются в лихолетье, и только незамутненное детское восприятие находит истинный путь к чужому сердцу, но пройти по нему не может, может только во сне, «на ощупь», увидеть, как умирает старая графиня, просто и «без лжи», подобно толстовскому дереву, сломленная простым человеческим бессердечием. Реалии и нюансы военного и послевоенного быта особенно запоминаются в рассказах «Эвакуация» и «Трое в вагоне, не считая собаки».

То резкой вспышкой внезапного воспоминания, то неспешным радостным вживанием встречает взрослый читатель предметы-образы и события, столь дружественные детскому сознанию: водокачка, цветные стеклышки под ногами, неожиданное предательство, опилки, (да, те самые опилки, настоящее событие детства, поражающие не только ароматом, но и ни с чем не сравнимой текстурой), связки дров, диковинный язык, спрятанный от взрослых шумами и рефренами, чердак — точка предельного уединения, и обязательно — помойка (претерпевшая за полвека грандиозные изменения) — одно из первых самостоятельных путешествий, связанных с помощью взрослым. Постепенно у читателя словно возникает завершенная иллюстрация к феноменологии детства. Вехи освоения окружающего пространства, будто стволы, на которых вырастают ветви взрослых переживаний, прорисованы в рассказах тщательно, поданы как что-то очень личное, но узнаваемое каждым.

Чтобы помочь вернуться к ощущению достоверности собственной жизни, серьезным ученым приходится создавать Мировой институт медленности и писать книги о том, «как перестать спешить и начать жить». Подобного эффекта — возвращения читателя (совершенно независимо от возраста) к состоянию внутреннего «равновесия», к ощущению наполненности каждого мгновения жизни смыслом и соком, достигает и Лариса Румарчук в сборнике «Зеленый велосипед на зеленой лужайке». Такое состояние равновесия можно назвать счастьем. Счастье — не ощущение удовольствия, это некое местоположение, где можно не потерять себя, увидеть свое прошлое и будущее в их единении, ощутить полноту жизни.

Адрес счастья — это из стихов, написанных Ларисой Румарчук позже: «Адрес счастья — бузина у дома.\ Пушкинская улица. Уфа». Эти строки автор помещает в поэтичное послесловие «От автора. Я люблю свое детство». По прочтении книги каждый наделяет «адрес счастья» своими личными обозначениями. Даже если «никогда уже не будет того самого снега и той дороги мимо школы и продовольственной лавки… И тех чистых ночей с младенческим месяцем в черном небе», будет ощущение дома, тепла, заботы, о которых — в рассказе «Вкус клубники»:

«Когда мне не очень-то хорошо и хочется думать о чем-то ясном и чистом, я вспоминаю ту зиму, суровую послевоенную зиму: дымящую печь, путь в мороз от чужого до чужого крыльца и вкус той клубники»⁶.

И неважно, было это в прошлом или есть в настоящем, сменилось ощущение счастья или осталось прежним, адрес есть.

«Зеленый велосипед на зеленой лужайке» — по-настоящему семейное чтение, изображенное в рассказах — мостик, свидетельство связи между поколениями.

Как и предыдущие книги серии «Для тех, кому за 10», сборник рассказов «Зеленый велосипед на зеленой лужайке» основан на глубоких личных переживаниях и умном, чутком взгляде взрослого, оформляющем детский опыт.

«Серия “Для тех, кому за десять” ориентирована личностно, это как витамины для подростков», — отмечал Юрий Нечипоренко, создатель, участник и куратор серии⁷.

Книга «Зеленый велосипед на зеленой лужайке» — это и документальное свидетельство ушедшей эпохи, и дружеская подсказка в поисках брода среди потока чувств и событий, и увлекательное путешествие во времени и пространстве.

Примечания:

¹ Румарчук Л., Зеленый велосипед на зеленой лужайке // Самокат, 2017
² Румарчук Л., Зеленый велосипед на зеленой лужайке // Самокат, 2017.
³ (Пирназаров М., Лекции по Современной русской литературе // Нукус, 2006.
⁴ Румарчук Л., Зеленый велосипед на зеленой лужайке // Самокат, 2017
⁵ Там же.
⁶ Там же.
⁷ Вечер журнала «Октябрь», дискуссия о детской литературе, 2014, 28 января // цит. по «Переводя со взрослого», Маркова Д., «Октябрь», 2015, N 11.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>